И потом меня осенило. Я выпрямилась.
— О господи, Лисс! Ты можешь спасти его. Можешь помочь Дмитрию.
Глубокая печаль отразилась на ее лице и проникла в меня через нашу связь.
— Роза, Дмитрий мертв, так говорят.
— Нет! Это невозможно. Ты не понимаешь… Думаю, он просто ранен. Скорее всего, тяжело. Но ты можешь исцелить его, когда его принесут сюда. — И потом в голове у меня зародилась совершенно безумная мысль. — А если… если он мертв… — Мне было больно выговаривать эти слова. — Ты можешь вернуть его! Точно как меня. Он тоже станет «поцелованным тьмой».
Ее лицо сделалось еще печальнее. Сейчас она просто излучала сочувствие ко мне.
— Нет, не могу. Возвращение из мертвых требует огромных затрат силы. Кроме того, вряд ли я смогу сделать это по отношению к тому, кто был мертв… ммм… так долго. Думаю, у меня получается возвращать к жизни только по свежим следам.
— Но ты хотя бы попытайся! — с безумным отчаянием в голосе воскликнула я.
— Не могу… — Она сглотнула. — Ты же слышала, что я сказала королеве. Я не могу только тем и заниматься, что возвращать всех умерших к жизни. Это обернется злоупотреблением и надругательством — тем, к чему стремился Виктор. Ведь именно поэтому мы держали мой дар втайне.
— Ты позволишь ему умереть? Даже не попытаешься? Даже ради меня? — Я не кричала, но для церкви мой голос определенно звучал слишком громко. Сейчас тут уже почти никого не было, но те, кто оставался, были слишком погружены в печаль, чтобы обратить внимание на мой взрыв. — Я для тебя сделала бы что угодно, и ты знаешь это. А ты не сделаешь этого для меня?
Я чувствовала, что вот-вот разрыдаюсь.
Лисса вглядывалась в мое лицо, миллион мыслей кружились в ее голове. И, оценив мои слова, мое лицо, мой голос, она, в конце концов, поняла. Поняла, какие чувства я испытываю к Дмитрию, что это не просто отношения «ученица — наставник». Я восприняла это понимание как внезапно вспыхнувший свет в ее сознании. Бессчетные обрывки когда-то мелькавших образов внезапно встали на свои места: замечания, которые я делала, то, как мы с Дмитрием общались… все, все, все обрело для нее смысл — то, на что раньше она не обращала внимания. Возникло и множество вопросов, но она не стала их задавать и даже ни слова не сказала о том, что ей только что открылось. Вместо этого она просто взяла мою руку в свои и притянула меня к себе.
— Мне очень жаль, Роза. Мне очень, очень жаль. Я не могу.
После этого я позволила ей увести себя, предположительно, чтобы покормить меня. Но, оказавшись в кафетерии и глядя на поднос перед собой, я почувствовала, что одна мысль о еде вызывает у меня такую тошноту, будто рядом стригои. Увидев это, она сдалась, поняв, что ничего поделать нельзя, пока я не узнаю, что произошло с Дмитрием. Мы пошли в ее комнату, я легла на постель. Она села рядом, но я не хотела разговаривать и вскоре опять уснула.
Когда я проснулась в следующий раз, рядом сидела мать.
— Роза, мы идем в пещеру. Ты с нами не пойдешь, но можешь, если хочешь, вместе с другими ждать на границе кампуса.
Это было большее, на что я могла рассчитывать. Чем быстрее я узнаю, какова судьба Дмитрия, тем лучше. Лисса пошла со мной, сразу за отрядом стражей. Ее отказ исцелить Дмитрия по-прежнему причинял мне боль, но в глубине души я надеялась, что она не устоит, когда увидит его.
Отряд собрали большой, просто на всякий случай. Хотя вообще-то мы считали, что стригои ушли. Они утратили свое преимущество и, конечно, понимали, что если мы вернемся за погибшими, то будем значительно превосходить их числом.
Стражи двинулись в путь, а остальные, сопровождавшие их, расположились вдоль границы. Почти никто не разговаривал. Пройдет, наверно, часа три, прежде чем они вернутся. Темная, свинцовая тяжесть скапливалась в груди. Пытаясь не обращать на нее внимания, я села на землю и положила голову на плечо Лиссы, страстно желая, чтобы время текло быстрее. Морои, пользователи огня, разожгли костер, и мы грелись около него.
Минуты, однако, не летели, а ползли еле-еле. Но, в конце концов, кто-то закричал, что стражи возвращаются. Я вскочила и побежала, чтобы посмотреть, но увиденное заставило меня резко остановиться.
Носилки. Носилки с телами погибших. Мертвые стражи, с бледными лицами, невидящими глазами. Один из мороев отбежал, и его вырвало в кусты. Лисса заплакала. Одного за другим мертвых проносили мимо нас. Я смотрела, чувствуя внутри холод и пустоту, задаваясь вопросом, будут ли мне являться их призраки, когда я снова выйду за пределы магических защитных колец. В конце концов, мимо прошли все. Пять тел, но ощущение было такое, будто их пятьсот. И лишь одного тела я не увидела. Того, которое так боялась увидеть. Я подбежала к матери, которая тоже помогала нести носилки. Она не смотрела на меня и, без сомнения, понимала, о чем я хочу спросить.
— Где Дмитрий? Он… — Надеяться не на что и даже спрашивать было трудно. — Он жив?
О господи! Неужели мои молитвы были услышаны? Что, если он просто ранен, ждет, когда пришлют врача?
Мать ответила не сразу и таким голосом, что я с трудом узнала его.
— Его там не было, Роза.
Я споткнулась на неровной земле и торопливо нагнала ее.
— Подожди, что это значит? Может, он ранен и ждет помощи…
Она по-прежнему не смотрела на меня.
— Молли там тоже не было.
Молли была та моройка, которой стригои успели «закусить». Примерно моих лет, высокая, красивая. Я видела в пещере ее тело, совершенно обескровленное. Она, безусловно, была мертва — не просто ранена — и, значит, никак не могла уйти оттуда. Молли и Дмитрий. Их тела исчезли.