— Ну, это не призраки, Роза. Тебе только так кажется, потому что…
— Вот поэтому, — прервала я его. — Вот поэтому я не могла рассказать ни тебе, ни кому-нибудь еще. Никто не поверил бы, просто счел бы, что я сошла с ума.
— Я не думаю, что ты сошла с ума. Но я думаю, что тебе через многое пришлось пройти.
Адриан сказал почти в точности то же самое, когда я спросила его, как узнать, безумна я или нет.
— Это нечто гораздо большее.
С этими словами я двинулась дальше.
Не сделав ни шага, он снова схватил меня и притянул к себе, еще ближе, чем прежде. Я с ощущением неловкости оглянулась — вдруг кто-нибудь увидит нас? — но в кампусе никого не было. Солнце не совсем зашло, но было так рано, что большинство людей, скорее всего, еще даже не встали. И так пустынно здесь будет примерно еще час. Тем не менее, меня удивило, что Дмитрий идет на такой риск.
— Объясни мне в таком случае, — потребовал он, — объясни мне, почему это нечто гораздо большее.
— Ты не поверишь мне. Ты что, еще не въехал? Никто не поверит. Даже ты… единственный, кто мог бы.
У меня перехватило горло. Дмитрий так хорошо понимал меня! Я хотела — действительно хотела! — чтобы он понял и это.
— Я… постараюсь. Хотя по-прежнему не думаю, что ты правильно понимаешь, что с тобой произошло.
— Понимаю, — решительно заявила я. — Именно этого никто и не осознает. Послушай, ты должен раз и навсегда решить, доверяешь мне или нет. Если ты считаешь меня этакой деточкой, слишком наивной, чтобы понять, что происходит с ее хрупким сознанием, тогда просто пойдем дальше. Но если ты доверяешь мне достаточно, чтобы не забывать — я видела такое и знаю такое, что превосходит опыт других людей моего возраста, — ну, тогда ты должен также осознавать, что я кое-что понимаю в том, о чем говорю.
Нас обдувал теплый ветер, насыщенный запахом тающего снега.
— Я доверяю тебе, Роза, но… не верю в призраков.
В этом ответе проявлялась характерная для него вдумчивость. Он очень хотел дотянуться до меня понять… но его желание боролось с убеждениями, от которых он пока не готов был отказаться. В этом таилась и некоторая ирония, учитывая, что карты таро, по-видимому, произвели впечатление на него.
— Но ты постараешься? — спросила я. — Или, по крайней мере, не станешь списывать все на психоз?
— Да. Это я могу.
Ну, я и рассказала ему о двух первых случаях, когда видела Мейсона, и о том, как боялась объяснить кому-то инцидент со Стэном. Рассказала со всеми подробностями о фигурах, которые видела в самолете и потом, в аэропорту.
— Тебе не кажется, что это не очень похоже на реакцию на стресс? — спросила я, закончив.
— Не знаю, какими ты представляешь себе реакции на стресс. Они непредсказуемы по своей природе. — У него было то задумчивое выражение лица, которое я так хорошо знала; оно свидетельствовало о том, что он прокручивает в голове все возможные варианты. Еще для меня было очевидно, что он по-прежнему не воспринимает мой рассказ как реальную историю о призраке, но очень сильно старается держать разум открытым. Спустя мгновение он подтвердил мое впечатление: — Почему ты так уверена, что это не плод твоего воображения?
— Ну, поначалу я именно так и подумала. Но сейчас… не знаю. Что-то было во всем этом… какое-то ощущение реальности… хотя я понимаю, что это не доказательство. Но ты же слышал, что говорил отец Андрей, — о призраках, которые задерживаются на земле, если умерли молодыми или насильственной смертью.
Наверно, Дмитрий хотел посоветовать мне не воспринимать слова священника буквально, но прикусил губу и покачал головой.
— Значит, по-твоему, Мейсон вернулся, чтобы отомстить? — спросил он.
— Сначала я именно так и думала, но теперь не уверена. Он никогда не пытался причинить мне вред. Просто казалось, что ему нужно что-то. И потом… все другие призраки тоже хотели чего-то… даже те, которых я не знаю. Почему?
Дмитрий бросил на меня глубокомысленный взгляд.
— У тебя есть теория.
— Да. Я подумала о том, что сказал Виктор. Что раз я «поцелованная тьмой» — поскольку была мертва, — у меня сохраняется связь с миром мертвых. Что я никогда полностью не оставлю его позади.
Его лицо приняло жесткое выражение.
— Я не стал бы слишком доверять тому, что говорит Виктор Дашков.
— Но он многое понимает правильно! И ты знаешь это, каким бы козлом он ни был.
— Ладно, предположим, все так и есть. Ты «поцелованная тьмой», и это позволяет тебе видеть призраков. Но почему сейчас? Почему не сразу после автомобильной аварии?
— Я тоже думала об этом. Виктор сказал кое-что еще… что теперь, сама вплотную столкнувшись со смертью, я стала гораздо ближе к той стороне. Что, если тот факт, что я убила кого-то, усилил мою связь с миром мертвых и сделал для меня возможным видеть призраков? Это мое первое убийство. Точнее, убийства.
— Почему это происходит как-то бессистемно? — спросил Дмитрий. — Почему в самолете? Почему не при дворе?
Мой энтузиазм слегка угас.
— Ты кто, юрист? — взорвалась я. — Почему ты ставишь под сомнение любое мое слово? Ты обещал держать разум открытым.
— Так оно и есть. Но тебе это тоже требуется. Подумай об этом. Почему эти видения происходили именно тогда?
— Не знаю. — Я почувствовала, что терплю поражение. — Ты все еще считаешь меня сумасшедшей.
Он протянул руку, приподнял мой подбородок и посмотрел в глаза.
— Нет. Никогда. Ни одна из этих теорий не заставляет меня считать тебя сумасшедшей. Но я всегда полагал, что самое простое объяснение — самое верное. И доктор Олендзки тоже так думает. История с призраками имеет прорехи. Но если ты сумеешь разузнать больше… тогда найдется с чем поработать.